МАРШРУТ № 2

МАРШРУТ № 2

Ангарский перевал — пещера МАН — верховья ущелья Хапхал — хребет Таш-Хабах — турприют «Партизанский» — высота 1025 — высота «Зуйская застава» — ручей Суботхан — мост Курлюк-Су

Второй наш маршрут тоже начинается с Ангарского перевала. Дорога до седловины Пахкал-Кая вам знакома. Если хотите разнообразия— не сворачивайте во второй от перевала седловине на восточную тропу, идите по хребту дальше, в прежнем направлении. Поднявшись, попадаете на заросшую густым и высоким дудником (если была влажная весна) поляну. Справа сквозь стволы деревьев вам откроется панорама Алуштинской долины. Но вы пойдете дальше, преодолеете по самым зубцам скалистый гребень Эльх-Кая, среди скал спуститесь в глубокую, довольно мрачную котловину прямо в заросли крапивы. Выйдя из лосу, будете подниматься по упругой траве безлесного хребта мимо террас, засаженных сосной, к подножию скал Пахкал-Кая. Только потом спуститесь в нужную вам седловину. Этот путь менее удобен и потому более длинен. Знаете, есть горская пословица: самая короткая дорога — знакомая дорога. Оставьте лучше этот путь на другой раз.

От седловины между Пахкал-Кая и Северной Демерджи следуем по колесной дороге, прямо к острову букового леса на скате горы. Тут дорога поворачивает вправо. Мы же от колена движемся в прежнем направлении по тропе через лес и дальше. Забирая все левее, идем поперек склона над верхней опушкой, пока лес не кончится.

Прошло около десяти минут, как мы оставили седловину. Дальше нужно идти наискосок по склону, слегка поднимаясь (азимут 340°), идти так, чтобы обязательно увидеть справа вверху на фоне неба сплошную скальную стену. Если стена показалась — значит все в порядке Вы идете правильно.

Прямо под ногами растут дикие ирисы. Если придем сюда весной, увидим их нарядные желтые и синие цветы, заметим, как жаворонки, притаившись, сидят на гнездах, лишь опасливо глядят на нас влажными бусинками глаз. Не стоит слишком активно проявлять свое любопытство. Ведь лучшее, что мы можем сделать для всех четвероногих и пернатых,— не беспокоить их. Не нужно большого ума и силы, чтоб разорить гнездо, распугать живность Мы в ответе перед Землей за всю эту красоту. От нас зависит, будет ли вечно на склонах цвести ирис и звенеть жаворонок.

Быть сильным — значит быть разумным и великодушным.

Между тем косогор становится все круче. Не стоит сходить с тропы: мелкие камни, скользкая трава (и сухая, и мокрая, а тем более покрытая инеем) таят определенную опасность для идущего. Минут через двадцать (от седловины) тропа обходит небольшой скальный мысок и разветвляется. Правая ветвь забирается круче, а левая, наша, продолжает идти в прежнем направлении почти на север. Вот она достигла скал и круто пошла вниз, соскальзывая с камней, виляя меж кустами.

Пещера МАН находится в маленьком, круто падающем вниз ущелье. Вход обнаружил по куче мусора. Если есть намерение осмотреть пещеру, необходим электрический фонарик. Не факел, не свеча, а именно фонарик. И вот почему. Пещеры, которые уже давно посещаются людьми, имеют неряшливый вид: ни тебе нежных кальцитовых драпировок, ни сталактитов, ни сталагмитов. Стены и своды пещер покрыты черным налетом — копоть от факелов и свечей. Сарай да и только. С пещерами следует обращаться осторожно. И уж, конечно, не разбивать известковых украшений. Пещера объявлена памятником природы и подлежит охране.

В дальнем конце ее нагромождение глыб. Под навалом — ход в нижний этаж. Лезть туда не стоит. Не стоит взбираться и на «алтарь». Глыбы скользкие, грязные. Древнего изображения там уже нет. Лишь автографы современных дикарей. На стенках застывает белое известковое молоко. Если лет сто не трогать — природа сама залечит раны. Это обнадеживает.

Люди привыкли к мусору в местах своего отдыха и с легким сердцем увеличивают его кучи. Если уж вам не пришла мысль убрать чужой хлам, то хоть не добавляйте своего. Попробуйте удержать себя: все швыряют, а я не буду.

Возвращаемся назад по тропе. Затем напрямик по склону взбираемся наверх и по старой скотопрогонной тропе над самой пещерой выходим на плато. Я сказал «по старой скотопрогонной тропе». Но нужно иметь наметанный глаз, чтоб определить, где была эта тропа. С тех пор как на яйле сокращен выпас скота, заросли травами скотопрогонные тропы и затравленные косогоры. Все меньше на боках холмов зияет рыжих плешей и промоин. Но настоящим бичом яйл стали автомобильные дороги.

Подъем занимает пять-семь минут. Дальше идем по самой кромке над обрывом, мимо межевых столбов, то поднимаясь, то опускаясь без тропы на северо-восток. Перед нами вся долина Ангары и Салгира. На одной линии лежат Аянское и Симферопольское водохранилища. Правее блестит большой пруд на Малом Салгире. Налево обрывы Чатыр-Дага, его нижнее плато. У нас за спиной вершина Северная Демерджи с геодезическим знаком. Смотрите, как бесстрашно взбираются на самую яйлу по скалам отчаянные альпинисты — молодые сосны. Сосновый лес расширяет свои владения, и ветер помогает ему, рассеивая семена.

Близко к кромке плато подходить не следует. И вот совет на случай непогоды и тумана: берите правее — в нескольких сотнях метров по плоскогорью бежит дорога в нужном направлении. Выйдя на нее, уже не заблудитесь.

Мы уже вели речь о том, как страдает лес от случайных костров, непогашенных спичек и окурков. Сухая трава горит жарко, а ветер раздувает пламя. И главная беда в том, что гибнут молодые деревца и кустарники, гибнут лесопосадки. Об этом, конечно, не думают те, кто озорства ради порой поджигает сухую траву в конце лета на пустырях, в городских и сельских лесополосах. Случается, забредают такие простаки и на яйлу. Вот небезынтересная статистика: за всякие безобразия, творимые на яйлах и склонах Большой Демерджи, штрафуется до 600 туристов ежегодно.

Минут через 50 ходу от седловины, левее, на краю склона несколько невысоких тумбообразных скал. Мы идем мимо. Примерный азимут 78°. Обходим гигантскую расселину в скалах, верховье ложбины и через 17 минут после «тумб» — мы на проезжей дороге. Дальше идти по ней до верховьев ущелья Хапхал.

Напротив двух своеобразных скал правее дороги блюдцеобразное понижение. Сейчас, пожалуй, уже ничто не говорит о том, что еще в начале шестидесятых годов тут существовало озеро. Скот, пасшийся на яйле, ходил сюда на водопой. Что случилось, трудно сказать. Но с тех пор как по склонам были нарезаны террасы, вода в лощине собираться не стала. Долгое время тут было нечто подобное такыру — рыжая растрескавшаяся глина. Но постепенно все затянулось травой.

Вскоре развилка. Идем по правой дороге.

Выскочит на дорогу заяц и заковыляет по накату, нескладный и смешной. Сядет, развесит уши — хорошо ему. И вдруг поймет, что опростоволосился: не заметил нас вовремя — да как сиганет в сосняк! Не пугайте его. Звери становятся все более доверчивыми к человеку. Уже и лисица не спешит «смыться», и олень подпускает ближе к себе. Особенно флегматичны зайцы на окраинах городов, где на них не охотятся, дикие утки на городских прудах, чайки. Это ведь счастье, что мы встречаемся с ними на одной дороге как друзья, а не враги!

В сосняке путь нем пересекает другая дорога. Идем по ней на север.

Мы уже видели немало лесопосадок, удачных и неудачных. Демерджи-яйла была «полигоном» для испытания древесных пород. Тут садили и тополь, и иву, и ель, и многое разное. Не все посадки чувствовали себя одинаково хорошо. Одни отмирали раньше, другие позже. Остались береза, сосна, клен, рябина, черемуха. Но березу и черемуху замучили зимние ветры и снега. Если случится быть в этих местах в августе — сентябре, вы удивитесь здоровью и красоте рябин, густо украшенных коралловыми ягодами. Но красота эта недолговечна, ее быстро расклевывают пирующие в рябиновых рощах птицы.

На сосновые посадки тоже порей жалко смотреть. В иных местах их губит засуха, в других — «хорошая жизнь». Деревья растут быстро, но вырастают ломкими, слабыми. И олени заедают сосняки, и козы, даже мыши. А между тем, обратите внимание, сосны-самосейки растут кряжистые, крепенькие, пружинистые. Что значит отбор и закалка с самого семени!

Не садить, а помогать лесу рассеваться — вот задача лесоводов на яйле. Так думают и профессор В.Г.Мишнев, и кандидат наук О.Б.Исаенко. А есть мнение, что надо оставить яйлу в покое, восстановить изуродованные плантажной вспашкой ее сенокосные луга. Но если и продолжать посадку сосны, то нужно чередовать ее с лиственными породами — уж слишком хорошо горят чисто сосновые леса.

Перед нами глубокая балка — верховье ущелья Курлюк-Баш. Если есть необходимость — спускайтесь к роднику, если с водой нормально — задерживаться не будем. Поднимаемся на противоположный склон балки по одной из дорог, лучше по правой. Мимо сосновых насаждений идем почти на север.

И вот дорога делает левый поворот, ныряя в густой сосняк. От каменных «тумб» мы в пути уже 76 минут. Отсчитываем азимут 30°. В поле зрения попадает куст, растущий на луговине. Идем от поворота дороги в этом направлении. Переходим тальвег лощинки (это верховье Хапхала, тут есть очень крутая тропа к водопаду Джур-Джур), не слишком круто, чуть беря правее, поднимаемся по склону так, чтобы березняк на террасах остался ниже. Постепенно сворачивая на восток, поднимаемся на водораздел.

Обрывистый мыс нависает над ущельем Хапхал. Мы вышли на левый борт ущелья и теперь будем идти по нему у самой кромки. Спускаемся в балку, поднимаемся по изогнутой то ли борозде, то ли тропе на новый водораздел (азимут 60—70°). Идем по ровной яйле прямо на восток — перед нами в обрывистых скалах расщелина, за ней в отвесной стене утеса зияет пещера. Она была нам видна, когда мы, свернув с дороги, шли к луговине.

Под нами ущелье, доверху налитое упругой синевой. Не верится, что если броситься в эту синеву, то не поплывешь вот так же легко, как плавают в ней птицы. Стрижи, как реактивные самолеты, не шевеля крыльями, парят над невообразимой глубиной, взмывают у нас над головой, показывая бурые подкрылья. Пара орлов медленно кружит над ущельем и плато. Здесь идеальные условия для планирующего полета — снизу вертикально вверх дует теплый ветер побережья.

Еще раз хочется напомнить, что на тропах по косогорам и у кромок обрывов нужно быть предельно собранным, не забывать об опасности. А ее таят и скользкая трава, и любой неустойчивый камешек под ногой. Есть люди, у которых высота, вид бездны вызывают головокружение. Усталость тоже притупляет чувства, может нарушить координацию движений. Не подходите в таких случаях близко к обрыву, не испытывайте судьбу!

Впереди еще один мыс, за ним другой, а там третий. Внизу под обрывом тисовая роща, объявленная памятником природы. Открывается панорама на Караби-яйлу и скалы хребта Таш-Кабах, седловидно прогнувшегося между Тырке и Кара-Тау — юной вершиной Караби-яйлы.

Мы уже идем без дороги почти сорок минут. У подножия самого крайнего мыса — поляна. На ней угадывается колея дороги. Нам нужно выйти на эту дорогу. Повернемся так, чтобы вершина тригонометрической пирамиды была впереди левее от нас. Теперь спускаемся по травянистому склону, пока не зайдем в буковый лес. Там продолжаем спуск по тропе, которая и выводит нас на нужную поляну. На поляне обломки известняка, упавшие с утеса. Находим дорогу и спускаемся по ней лесом, пока не заметим, что вышли на хорошую тропу, идущую поперек склона. Поворачиваем налево и идем по этой тропе. Скоро достигнем крохотной полянки с родником. Отсюда до турприюта «Партизанский» минут 40 ходьбы. Описывать тропу не буду. Она не трудная — все время на спуск. Крутизна встретится только один раз. Когда выйдем на дорогу, нужно повернуть налево и идти по ней. Переходим русло ручья, поднимаемся на взгорок и спускаемся. Перед нами речка. Перед тем как дорога пересечет речку — поворот вправо и снова на тропу. Через 20 минут — туристский приют «Партизанский».

Прошли мы сегодня много. Можно устраиваться на ночлег, отдыхать. Если осталось время и вы не очень устали, осмотрите окрестности. Тут еще и сейчас можно встретить почти замытые глиной, заваленные палым листом ямы — следы партизанских землянок. Здесь, на склонах высоты 1025, в годы Великой Отечественной войны продолжительное время размещалось командование партизанских отрядов Второго района, а в лабиринтах глубоких долин дольше всего находился центральный штаб крымских партизан. Здесь же размещался и областной комитет партии.

Прислушайтесь к гомону бесчисленных ручьев и родников. Право же, иногда кажется, что где-то рядом вполголоса разговаривают люди, что в ближайшей землянке обсуждают они план новой операции... На здешних тропах еще горячи следы партизанских вожаков: командира Второго партизанского района И.Г.Генова, Н.Д.Лугового, который с первыми партизанами пришел в здешние леса. Комиссар отряда, командир бригады, начальник политотдела центральной оперативной группы, комиссар Северного соединения — таков его боевой путь.

На северной кромке Долгоруковской яйлы ежегодно 9 Мая у Кургана партизанской славы собираются бывшие партизаны отметить годовщину Победы, почтить память погибших. У Кургана разбивают палатки ребята — участники веселой и мужественной пионерской игры «Зарница». Перед лицом негасимого подвига, перед светлой памятью павших передается из сердца в сердце эстафета мужества, эстафета беззаветной верности Советской Отчизне.

Всю ночь разговорчивая Бурульча будет рассказывать о славных делах крымских партизан.

Утром — на высоту 1025. Рюкзаки оставляем в турприюте, идем налегке.

Сразу же южнее турприюта, там, где в Бурульчу впадает речка Партизанка, на правом берегу есть тропа и указатель. Идем по этой тропе, на восток, вверх наискосок по склону. Через семь минут подъем становится значительно круче, но это минуты на две, потом идти станет легче. Буки сменяются дубом и ясенем. Лес мельчает и редеет. Мы стоим над обрывом. Внизу густо клубятся темно-зеленые кроны деревьев. Высоко в небе яйла Тырке. Тропа ведет дальше. И снова расступается лес: на скале над обрывом обелиск, рядом под старым карагачом знамя из нержавеющей стали — братская могила.

Бои 24—26 июля 1942 года. На этой скале была застава партизан. Враги наступали с юго-восточной стороны из-под обрывов Тырке от родника Сулух-Оба. Противник не прошел. Однако много бойцов осталось здесь навсегда. Погиб и командир боевой группы И.Е.Матяхин.

Много хлопот доставляла оккупантам отважная группа, которой командовал Иван Голиков. На ее счету взорванные мосты, разгромленные автоколонны, отбитые деревни. На высоте 1025 в братской могиле остался лежать Голиков, плечом к плечу с боевыми друзьями, как в бою. Молча стоят старые липы и ясени. Затянулись раны на кряжистом стволе карагача. Но под рубцами сидят пули и осколки. И даже в самый весенний, солнечный день старик чувствует, как жжет ржавчина осколков, протекая по жилам вместе с древесным соком. А рядом шумит молодая поросль. Прямо среди камней горят золотые майские цветы — асфаделины.

От обелиска расходятся тропы. Азимут нашей — 360°. Углубляемся в мелкий лес, поднимаемся на взгорок.

Тропа зигзагами среди камней и скал спускается вниз. Проходим седловину. Еще дважды преодолеваем небольшие подъемы и спуски. Все время идем по хребту среди леса, в общем на север. Пересекаем небольшую поляну, которую партизаны называли «Красной площадью». Тут они проводили митинги, собирались на торжества.

Примерно на шестнадцатой минуте ходьбы — ответвление тропы: влево и вниз. Мы идем прямо. Слева башнеобразная скала. Еще несколько шагов и — вот она, партизанская пушка.

Трехдюймовое орудие. На казенной части ствола номер: 196. Оно громило врага, наступавшего со стороны Долгоруковской яйлы. Теперь стоит на вечном постаменте как памятник. Правее пушки шалаш. В нем размещалась партизанская радиостанция. У рации дежурили: Михаил Захарчук, Степан Выскубов, Ася Опарина, Роман Квашин. Это отсюда передавались на Большую землю сведения, добытые партизанскими разведчиками.

Рядом наблюдательный пункт. Сейчас с сухого вяза ничего не разглядеть — мешают деревья: клены, липы, ясени. Большинство из них поднялись уже после войны. Как давно это было. А тем, кто ее помнит, кажется, что вчера...

От лафета пушки на юго-запад — тропа. Вначале она, извиваясь и протискиваясь меж скал, круто уходит вниз. Затем ход ее становится спокойней, она постепенно забирает вправо. Слева ее догоняет еще одна тропа, затем еще. Спускаемся наискосок по склону... Тут под буками размещался партизанский госпиталь.

Снова вернемся к событиям 24 — 26 июля 1942 года. Когда фашисты обложили этот район кольцом и готовились к штурму высоты 1025, партизанское командование приняло решение во избежание трагедии отказаться от дальнейших позиционных боев и прорвать осаду. Оставив прикрытие, партизанские отряды просочились в тыл карателям. Было много раненых, госпиталь эвакуировался медленно. Партизанский врач Нина Кострубей помогала раненым переправляться в безопасное место. Когда уже казалось, что операция пройдет благополучно, каратели обнаружили маневр. Завязался отчаянный бой. С ранеными фашисты расправлялись бесчеловечно. Обороняя госпиталь, с оружием в руках погибла Нина Кострубей.

У тальвега сухой балки выходим на тропу, идущую вдоль русла Большой Бурульчи. Здесь размещалась партизанская пекарня.

Поворачиваем влево на эту тропу и через несколько минут оказываемся у небольшого водопада. Здесь была, партизанская мельница. Даже в условиях чрезвычайных люди проявляли изобретательность, пытаясь обеспечить хлебом раненых и бойцов, провести освещение в госпиталь и штаб. В откосе остатки землянок.

В здешних лесах до сих пор еще, бывает, находят то мину, то снаряд. Если это случится с вами, не проявляйте большого любопытства к опасной находке. К ней вообще не следует прикасаться. Срочно сообщите об этом леснику или начальнику ближайшего туристского приюта.

Возвращаемся к турприюту, берем рюкзаки — идем на Суботхан.

Пройдя немного по тропе вдоль Большой Бурульчи и повернув налево, взбираемся на крутой склон. Идем все время на подъем, не сходя с тропы, до памятного знака: «Район Дедов курень. Здесь стояли партизаны Северного соединения». Тропа ведет влево вверх на гору Дедов курень. Если есть желание, можно туда подняться — времени у нас сегодня достаточно, в пути будем не более трех часов. Идем дальше в западном направлении. Дорога, спускаясь, преодолевает сырой овражек, ныряет под упавшее дерево и снова — на запад. Перепрыгиваем через Малую Бурульчу. Идем в зарослях гигантского белокопытника (похож на лопухи), попадаются листья до метрового диаметра. Впрочем, такое бывает не каждый год. Сворачиваем в лес по правой тропе, на подъем. Поляна. Еще немного — проезжая дорога. У шлагбаума — место отдыха со столом и скамейками. От Большой Бурульчи — 25 минут хода.

Лесники называют поляну «озером». Тут действительно есть озерцо. Вниз от шлагбаума, в овражке, — родник. На поляне посадки сосны, ели.

С поляны идем на юго-запад по лесной дороге. Вскорости лес расступается. Слева рядом с дорогой в лощине — довольно высокий сосняк. Справа — лесная опушка, постепенно отдаляясь от дороги, взбирается на холм. На скале красный обелиск. Бывшие партизаны эту высоту иначе как «Зуйская застава» не называют — это здесь размещалась застава Зуйского партизанского отряда. Если подняться выше на холм — открывается великолепный обзор окрестностей. Да, лучшего места для обороны было не найти. Если вы, не торопясь, побродите по склону, может быть, не отыщете шампиньонов или горных грибов (не сезон), но поднимете осколок, гильзу, а то и целый патрон. Это в прямом и переносном смысле — героическая высота.

Бои на Зуйской заставе 24—25 июля 1942 года были упорными. Враг шел со стороны Перевального. Позиции партизан были подготовлены хорошо, боеприпасов в достатке. Но враг давил численностью.

Когда положение заставы стало совершенно безнадежным, политрук Н.Н.Бараненко поднял бойцов в атаку. Отряд разорвал огневое кольцо, но для политрука этот бой стал последним.

На этих же склонах до конца исполнил свой долг солдата и коммуниста политрук Петр Родионов.

Утром 25 июля одну из групп, защищавших высоту, карателям удалось отсечь и окружить. Азербайджанец Ураим Юлдашев приказал бойцам пробиваться, сам же до последнего патрона задерживал карателей. Потом бросился на ненавистных врагов с кинжалом. В рукопашной схватке фашисты буквально растерзали героя.

В этот же день во время очередного штурма высоты на заставе погиб пулеметчик. Медсестра Клава Юрьева заменила его. Откуда только взялась сила в хрупких девичьих руках, чтоб справиться со станковым пулеметом? Откуда столько мужества в нежном девичьем сердце? За все платила она врагу: за отнятое мирное небо, певучие леса, за землю, за юность свою. За друга своего Ураима мстила врагам Клава. Когда вырывались из окружения, комсомолка увлекла бойцов за собой. Прорыв удался, но Клава так и осталась на той боевой высоте.

В 1943 году отец и сын Неклепаевы Владимир Иванович и Алексей, находясь в дозоре, не покинули пост, вступили в бой с полуротой фашистов. Отец погиб, семнадцатилетний Алексей сдерживал фашистов до тех пор, пока не подоспело подкрепление, лотом увлек бойцов в атаку. Он отомстил в этом бою за отца. В боях мужал юноша, закалялся его характер. Он тоже остался лежать в многострадальной и героической партизанской земле. До Берлина дошла его мать Раиса Федоровна Неклепаева — майор Красной Армии.

Вернемся к дороге и продолжим путь. Скоро окажемся у местной «водной артерии» — ручья Суботхан.

Давайте свернем с дороги направо и пойдем вдоль русла на север. Да, это тот самый Суботхан, что течет со склонов Тырке и пропадает в карстовых лабиринтах яйлы. А потом он вытекает из Красных пещер (Кизил-Коба) речкой Кизил-Кобинкой, или, как ее еще называли, Су-Учхан (Полет воды) — имелся в виду водопад у пещер.

Впереди скалистые склоны долины ручья сходятся теснее — там настоящий маленький каньон. Воды в русле совсем немного. Больше ее бывает после ливней. Русло прихотливо петляет по луговине. Не ручей, а наглядное пособие для изучения речных меандр. Тут несколько родничков. На их месте экскаватором на скорую руку вырыты заплывающие грязью ямы. Об их назначении можно только догадываться — это водопой для скота. Рядом загон. На склоне белый домик пастухов. Склон сплошь исполосован тропинками. Трава выбита.

Вступаем в теснину. Здесь можно встретить неразорвавшиеся и полуразорвавшиеся снаряды от 195-миллиметровых тяжелых орудий. На самом выходе из ущелья остатки окопов — линия обороны партизан.

Впереди простор Долгоруковской яйлы.

Не только осколки снарядов, патроны и пули вдруг попадаются гут на глаза — наконечники стрел, железные и даже кремнёвые. Картина мирно пасущихся стад перед лицом гроз природных и исторических была беззащитной и хрупкой. Немало человеческой крови приняла в себя земля.

И где-то тут проходил вековой путь из степей в южные долины. Кажется, я нащупывал его не раз, находя вдруг обломок ножа, черепки керамики, ручки от амфор. Особенно обильными были находки в верховьях реки Бештерек. Идя от находки к находке, огибая холмы и провалы, одолевая подъемы, выходя к седловинам, я чувствовал, что путь мой не случаен, он логичен и целесообразен. Тут лежала дорога, и по ней очень давно шли или ехали те, кто потерял нож, заколку от плаща. Кто нечаянно в пути разбил амфору. Тут же в уютной лощине дожди вымывали кремневые отщепы — задолго до всадников и телег здесь жили люди каменного века.

Сейчас там все перерыто и завалено мусором.

...На выходе из ущелья рядом с руслом Суботхана — карстовая воронка. Среди нагромождений глыб черной подземной тьмой зияет провал. Здесь начало карстовой полости, которую за много миллионов лет проточил в известковом монолите Долгоруковского нагорья маленький ручей Суботхан. Но теперь вода от шахты «Провал» отведена в глухую, ставшую озером котловину, и лишь отсюда, потихоньку фильтруясь, она попадает в толщу горы.

Вообще, этот Суботхан не так прост. Прежде чем проделать себе тайный путь к Салгиру, он преспокойно тек по плато в сторону Бурульчи. Сохранилась извилистая долина, переходящая в овраг, а затем в ущелье у горы Колан-Баир.

Возвращаемся и идем по долине ручья к верховьям. Долину сплошной стеной обступает лес. Ручей течет в зарослях мяты и осок. В игрушечные омуты глядятся ивы и дикие яблони. В первой половине лета здесь море цветов. Над разнотравьем от гудения пчел и шмелей стоит медовый звон. На склонах мирно лопочут, причмокивают и всхлипывают роднички. Так все напоминает среднерусские места. Только нет берез. Но подрастают на левом склоне рукотворные дубравы. Лесопосадки 1946 года.

Только что кончилась война. Рабочие лесничества, колхозники — многие из них еще два года назад партизанили в этих местах — теперь сеяли в лунки отборные желуди, и наряд им на такую работу давал их бывший боевой командир, теперь руководитель местного лесничества О.А.Козин.

Наконец лес над руслом смыкается. Здесь сливаются в один два ручья. Берем левее и приходим к роднику. Родник есть и в правом ущелье.

Места живописные. Если есть время — можно отдохнуть, погулять, пройти по балке вверх на поляны, в сосняки. Там встречаются маслята. От родника к шоссе нам идти меньше полутора часов. Так что временем распоряжайтесь смело.

От места слияния двух ручьев (левое русло обычно сухое) поднимаемся по склону прямо вверх на запад и выходим из лесу на дорогу. Идем по ней в направлении восток — юго-восток к молодому дубняку. Не доходя его ровных рядов, сворачиваем вправо, по направлению к буковому лесу. Находим тропу и по ней спускаемся в овраг — верховье Малиновой балки. Несколько севернее совсем недалеко расположен Буковый кордон Перевальненского лесничества, известный своей живописностью и уютом. Переходим на противоположный склон и продолжаем путь на запад по склонам горы Замана. С яйлы спускается разбитая, разъезженная дорога. Пользуются ею не всякий год, в зависимости от размещения кошар. Неровными слоями лежит известняк. Корни старых буков оплетают его и кое-где задерживают почву. А дорога идет прямо по скале, прямо по корням. Она приводит к роднику, бьющему среди навала камней.

Тропа идет дальше почти горизонтально поперек склона и через 15 минут (от родника) выходит на старую дорогу, спускающуюся со склонов горы Замана. Нам — по дороге вниз. Минуем развилку на поляну Курлюк-Баш, и через минуту с левой стороны уже знакомая нам тропа вниз, в ущелье Курлюк-Су и на шоссе Алушта — Симферополь.