О ЧЕМ МОЛЧИТ ЛЕС

О ЧЕМ МОЛЧИТ ЛЕС

Лес. Что же он собой представляет?

Немного азов. Вы, конечно, помните школьный курс географии. Помните о вертикальной зональности растительности в горах. Этот закон работает и в крымских условиях. Деревья расселились по этажам. По долинам рек, в нижней трети склонов нас встречают дубовые леса. Для неискушенного глаза дуб как дуб. А для знатоков здесь растет не просто дуб, а целых три его вида: дуб обычный, или черешчатый, дуб пушистый и дуб скальный, причем дуб скальный занимает «антресоли» этого этажа и порой поднимается гораздо выше. В дубняках «квартируют» еще липа, ясень, граб.

Особенно по опушкам полян много кизила, лещины, боярышника и других ягодных, фруктовых деревьев, кустарников.

С высоты 600—700 метров господствующими породами в лесу становятся бук и его верный спутник граб. Здесь тоже свои тайны. До сих пор лесоводы и ботаники не пришли к единому мнению: что же за бук растет в Крыму? Одни считают, что тут их два вида: кавказский и европейский. А другие уверены, что в Крыму живет самостоятельный вид — бук таврический. Но независимо от того, кто из ботаников окажется прав а этом споре, загадок в буковом лесу не уменьшится. Местами бук почти полностью замещен грабом. Практически по всему склону встречается сосна. Однако в заметных количествах она произрастает в местах малодоступных, на склонах, на обрывах яйлы, причем здесь чаще встречается сосна красноствольная с ярко-зеленой короткой хвоей—сосна обыкновенная. А ниже, среди дубовых лесов,— сосна с серым стволом, с длинной редковатой, несколько тусклой хвоей — сосна крымская. Она ближайшая родственница той сосне, что растет по всему Средиземноморью, но по ряду особых признаков нашу сосну все-таки выделяют в особый вид — сосну крымскую, или, как ее еще называют, сосну Палласа.

Но и обыкновенная сосна — не простая сосна. Это характерный только для Крыма подвид — сосна крючковатая, или сосна Сосновского.

Мне хочется, чтобы вы отличали тис. Дерево-отшельник встречается в горах среди скал, порой вырастая из тесных укромных расселин. Мне он чем-то напоминает мамонта или бизона. Одинокой отрешенностью или даже обреченностью веет от него, дремучей древней силой, выносливостью и беззащитностью одновременно. Все, наверное, оттого, что история этого дерева известна. За ценную красную древесину его вырубали повсеместно. Были даже охотники, промышлявшие тем, что отыскивали буквально последние экземпляры тиса по лесным трущобам, по темным щелям и сбывали краснодеревщикам. Увы, какая знакомая история!

И хотя «охота» за ним давно прекратилась, он все еще не доверяет людям. В самых укромных местах горного леса только и живет тис. Патриарх здешних лесов. Живая окаменелость.

Над лесами — яйла. Одно время яйлой географы называли Главный (самый высокий) хребет Крымских гор. Это тюркское слово означает «летнее пастбище». И хотя местные жители, даже чабаны, чаще называют яйлу «джайлава», в литературе закрепилось слово «яйла», известное и за пределами Крыма. В Болгарии, например, «яйлой» называют и голые верхи гор, и каменистые навалы побережья.

Почему Крымская яйла без леса? Ее безлесность проще всего объяснить действием закона вертикальной зональности — яйла без леса потому, что лежит выше естественной границы лесов. Но яйла не лежит на каком-то одном уровне, а приурочена к плоскогорьям на высотах от 600 (низкие яйлы) до 1500 метров (высокие яйлы) над уровнем моря. И если плато расположены ступенчато одно над другим, то лес преспокойно растет себе на склоне между двумя яйлами, как в случае Долгоруковского плато и Тырке. Яйла — это что-то более сложное, чем проявление закона вертикальной зональности. Одно время безлесность яйлы объясняли тем, что человек за много веков выжег и вырубил леса на плоскогорьях. Действительно, заготовлять и транспортировать лес на сравнительно ровных возвышенностях легче, чем в ущельях и на склонах. Однако палеонтологические исследования убедительно говорят о том, что и в древние времена, не только 10 000 лет, но и 100 000 лет назад, залесенность плоскогорий не была сплошной.

Летом на яйле два цвета: белый и зеленый. И хотя известняк на каждом шагу, яйла — царство трав. С одинаковым успехом ее можно назвать горной степью и горным лугом. В местах более влажных по низинам — луг, на сухих склонах — степь. И тут же островки леса Гигантская мозаика. Травы яйлы — типчак, степная осочка, ковыль-волосатик, костры, мятлики, овсянницы, пырей, тимофеевка, ежа, коротконожка — сплетаются в пестрый прохладный ковер. Вообще здесь с весны до глубоких заморозков что-то цветет; таволга, подмаренник, тысячелистник, зверобой, душица, клевер, эспарцет. Удивительное богатство видов. Не меньше пятисот — почти четверть всей крымской флоры! Сорок пять видов растет только тут и нигде больше. Это интересный факт. И он говорит о том, что яйла ко всему еще и природная лаборатория по образованию новых видов. Продолжается сотворение живого мира. Вернее, его самосотворение.

В свое время яйле здорово навредил человек. На плато и склонах Большой Демерджи паслось многотысячное поголовье овец, коз, коров. Не только местный — с Украины, Молдавии, Трансильвании пригоняли скот на летние пастбища. И яйла не выдержала. Она надорвалась, заболела. И если иметь в виду не только Демерджи, то скажу, что особенно тяжелый урон был нанесен нижним яйлам, как более доступным и ценным по травостою. Эрозия стала разъедать яйлу. Не только трав — она лишилась почвы. Сейчас ржавый суглинок размытых склонов постепенно затягивается зеленью трав. Яйла залечивает раны. Так благотворно сказалось запрещение выпаса здесь скота. Однако в тех местах, где, несмотря на запреты, стада все-таки пасутся, эрозия продолжается.

Мне приходилось слышать от людей, едущих лесной дорогой, разочарованное или даже презрительное:

— Фи, разве это лес? Не деревья — кусты, не стволы — жерди.

Да, жерди. Дело в том, что по долинам, близ дорог, лес порослевый, выросший на пнях и корнях старых, некогда срубленных деревьев. Вот послушайте. История хозяйственного освоения человеком крымских горных лесов стара как мир. Издревле местный лес употреблялся на строительстве жилищ, выжигался под пашню. Ко времени колонизации Крыма греками и особенно римлянами потребность в строительной древесине в Средиземноморье была огромной, леса Ливана и Греции были уже истощены. Существуют вполне определенные свидетельства того, что вместе с зерном плыл Понтом Эвксинским в метрополии и крымский лес. В средние века вывоз леса усилился, особенно из восточной части южнобережья (а значит, с южных и юго-восточных склонов Большой Демерджи), из районов, подвластных генуэзцам.

Еще в 1783 году академик В.Зуев писал, что «поверхность Крымских гор покрыта лесом, к строению судов годным». Это факт, что доблестные эскадры Ушакова, Сенявина, Лазарева в значительной своей части построены из крымского дуба и сосны.

С каждым годом разработка лесов, самых ценных лесов (за малым исключением), увеличивалась.

«Весь южный склон гор от Судака до Алушты уже давно оголен и превращен почти что в пустыню; теперь дорубливают только кустарники и одинокие деревья, людям содействуют стада овец и коз»,— свидетельствует гидрогеолог И.Педдакас в 1905 году. Только за период с 1860 по 1922 год площадь крымского леса сократилась на одну треть! И составила 221 тысячу гектаров. Лес рубили врангелевцы для нужд флота и на дрова. Интервенты и частные владельцы вывозили древесину, грабя землю, которая уже жгла им пятки.

На вырубках лес в былой своей красе и могуществе уже не восстанавливался. Строевого леса не получалось. Но человек не унимался. Использование леса было тотальным. Что годилось — шло на дрова. А из того, что и на дрова не годилось, выжигали уголь. До сих пор еще на склонах встречаются так называемые «халавы» — уже заросшие мелколесьем небольшие террасы, заполненные черной массой древесного угля. Былые леса выродились в шибляк — густое низкорослое мелколесье из дуба пушистого, грабинника, держидерева, шиповника, кизила. Местами даже это мелколесье превращалось в редколесье, растущее на обнаженных суглинках и сланцах,— чахил. Особенно типичными стали шибляк и чахилы на южнобережных отрогах Главной гряды (и Демерджи тоже). Большой урон был нанесен лесам в годы Великой Отечественной войны. Развернув вывоз крымского леса в Германию, фашистские власти учредили специальный трест по эксплуатации лесов Крыма.

Не презирать нужно эти искривленные грабиннички да дубнячки, а удивляться им. Удивляться тому, что он еще жив, многострадальный крымский лес. Ведь на отдельных участках растут деревья не только седьмой, но десятой и даже более генераций. Вы только себе представьте! Более десяти раз начисто вырубали лес. И более десяти раз поднимался он снова, как бессмертный. Но сколько можно — лес ведь не сенокосный луг!

Правда, выше, под самой яйлой, там, куда не просто забраться лесорубам, есть места, где не гулял топор. Там стоят, как монолитные колонны, дремучие сто- и стовосьмидесятилетние буки.

Лес — это жизнь. Лес давал возможность существовать бедняку. Но, грабя лес, богатели равнодушные и жадные временщики. Он укрывал и, как мог, собой защищал партизан, но и сам уже давно нуждался в защите.

О недопустимости чисто потребительского отношения к крымскому лесу говорили прогрессивные люди России. Раздавались призывы упорядочить лесопользование и вести его таким образом, чтоб лесные богатства не истощались, а умножались. Как только представилась возможность, жемчужина крымских лесов — бывшие владения Козьмодемьянского монастыря и царской охоты были объявлены Национальным заповедником.

В феврале 1918 года народный комиссар земледелия Советской Республики Тавриды подписал декрет, в котором сказано: «Все животные, населяющие район Национального заповедника... являются народным достоянием». Одновременно было выпущено воззвание к населению Крыма с призывом «На защиту заповедного леса и его обитателей!»

О пресечении раскорчевки крымских лесов, об изъятии из пользования уже раскорчеванных без надлежащего разрешения участков и восстановлении на них лесных насаждений говорилось в постановлении Совета Народных Комиссаров, подписанном В.И.Лениным в ноябре 1921 года.

Времена для страны были исключительно тяжелые. Окончательно утвердил существование Крымского заповедника в рамках советской государственности и законности, практически решил его организационные проблемы декрет СНК РСФСР от 30 июля 1923 года.

...Фашистская оккупация разорила крымские леса. Однако уже через месяц после изгнания оккупантов Крымский заповедник свою деятельность возобновил.

Сейчас это не единственный заповедник на полуострове. Заповеданы Лебяжьи острова, в 1973 году организован Ялтинский горно-лесной заповедник, в 1979-м — Карадагский...

Крым — земля поистине уникальная и отношения к себе требует бережного.

С 1956 года на территории крымских лесов запрещена всякая лесозаготовительная работа.

Лес давно уже имеет заботливого и рачительного хозяина. Склоны Демерджи и Тырке разделены между Перевальненским и Алуштинским лесхозами. Работники лесничеств в деятельности своей видят такие задачи: борьба с пожарами, вредителями и болезнями, рубки ухода, восстановление и охрана лесов.

Да, бичом лесов, особенно хвойных, являются пожары. Бор вырастает за сотни лет, а пожар сметает его за считанные часы. История крымских лесов хранит память о катастрофических пожарах. Эта память запечатлена не только в документах, но и в толще стволов двухсотлетних сосен. На свежих срезах случается увидеть по нескольку обугленных слоев между годовыми кольцами. Пожары случаются и в наше время. Ощутимый вред наносят лесам и всякого рода вредители-насекомые. Состояние леса, жизненный его, так сказать, тонус тут играет не последнюю роль. На здоровое дерево вредитель не идет. Здоровое дерево, что называется, «в соку», не дает себя в обиду ни дубовому усачу, ни какому другому «зверю». Ослабленное же, хилое быстро становится жертвой этих «кровожадных» тварей. Дерево болеет, слабеет и после так называемых низовых пожаров, а этого только и ждут усатые и зубастые вредители в хитиновых панцирях. Десять, двадцать лет чахнет такой лес. Зачастую отмирает начисто. Применять химические методы борьбы с вредителями ой как нежелательно! Однако опрыскиватели держат наготове.

Особенную опасность представляют дубовая зеленая листовертка, непарный шелкопряд, зимняя пяденица. ДДТ для «лечения» демерджийских и тыркенских лесов уже лет двадцать не применяется — есть другие препараты. Внедряются биологические методы борьбы с вредителями. И тут у алуштинцев есть хороший опыт работы с дендробациллином. Успешно испытываются и феромонные ловушки. На запах в эти ловушки слетаются насекомые со всего леса. Не все насекомые, а именно те, уничтожить которых необходимо.

Расселению вредителей препятствует очистка леса от перестойных и больных деревьев, сушняка и бурелома. Эту задачу и выполняют рубки ухода. И вообще, лес нуждается в осветлении. И тут работы в достатке.

Одна работа смыкается с другой: при осветлении или санитарных рубках по опушкам оставляют кучи срубленных деревьев. В этих-то кучах в первую очередь и поселяются древоточцы. Тогда сушняк сжигают и делу конец!

Разумеется, в процессе всех этих работ добывается какое-то количество малоценной древесины. Она идет в основном на дрова. Но вот беда, спрос на дрова нынче невелик. Не жалуют дрова ни в городе, ни в деревне — вот и гниют в демерджийских и тыркенских лесах готовые поленницы невывезенных дров.

Мастер Перевальненского лесничества Степан Васильевич Краснюк, опытный специалист по лесу, считает, что можно бы наладить заготовку буковой и дубовой чурки для выделки паркета. И польза, и выгода была бы большая. Лишь бюрократические моменты мешают организовать эту работу.

Кроме «побочных» дров, держаков для лопат и вил, бочковой клепки, здешняя природа дает и другую продукцию. Перевальненское лесничество снимает ежегодный урожай сена в пятьдесят тонн. (Травы на полянах и яйле родятся отменные!) Кроме того, в сезон идет заготовка лещины, ягод.

...По всему Тырке-Демерджийскому массиву и его отрогам растут леса, посаженные человеком. На пологих склонах, на узких] террасах, в карстовых котловинах, у самого моря и на вершинах яйл много тысяч гектаров. Это совсем еще молодые леса.

Но, рассказывая о крымском лесоводстве, не могу не вспомнить вот о чем. В глубокой балке реки Улу-Узень Восточный у села Генеральского доживают последние годы своей жизни старые грецкие орехи. Ученые Никитского ботанического сада определили возраст по крайней мере двух из них — две тысячи лет! Эту средиземноморскую культуру в Европу завезли древние греки (отсюда и название!). Правда, нет оснований считать, что наши деревья посажены эллинами. Но орех — порода культурная, и высадил его человек — первый садовод, первый лесовод.

Между прочим, первые кипарисы в Крыму тоже посажены руками человека, хоть и не в столь отдаленные времена.

В 1871—1876 годах по склонам феодосийских гор заложены сосновые леса на внушительной для того времени площади. В 1905—1915 годах крымский лесовод А.Ф.Скоробогатый провел большую работу по акклиматизации на склонах гор экзотических растений: кедра гималайского, пихты нумидийской и обыкновенной, лиственницы. Сосновые же леса посажены на Ай-Петринской яйле в 1911—1913 годах. Однако от старых посадок сегодня осталось немного.

Много леса посажено за годы Советской власти. И по-настоящему двинулся он в горы уже после войны, особенно в пятидесятые годы, когда появилась мощная техника: тракторы, террасёры. Несмотря на то, что лесоразведением в Крыму занимались давно, многое до последнего времени оставалось неясным. Для осуществления теоретического руководства лесопосадочными работами и была создана в 1952 году Горно-лесная опытная станция (ГЛОС) в Алуште. Массовые высадки леса широко развернулись на склонах Демерджи и ее отрогах, а затем на плато. Производились они силами Алуштинского лесхоза. Там создано более трех тысяч гектаров новых лесов.

Директор ГЛОС Алексей Федорович Поляков рассказывает, что рабочие интересы станции не ограничивались лишь окрестностями Алушты, она участвовала в посадке около пятидесяти тысяч гектаров леса по всему горному Крыму! Главная роль новых лесов, как и всех крымских, отнюдь не хозяйственная, а водоохранная, почвозащитная и мелиоративная. Вот с этих позиций и нужно рассматривать все эти работы.

Теперь мы подошли, пожалуй, к самому главному в нашем рассказе о лесе. Тут я хочу дать слово доценту Симферопольского университета, доктору географических наук А.Н.Олиферову. Он давно занимается проблемами вод и леса.

— Вся беда в том, что с постепенным сокращением лесов в Крыму исчезала и вода! В литературе прошлого века встречаются сетования на то, что реки Крыма катастрофически мелеют, исчезают ручьи С. С. Станкевич писал, что из-за вырубки леса и затравливания кустарников Судакской долины реки мелеют, виноградники и сады гибнут, почвы смываются и даже сползают значительными площадями.

И Педдакас сообщал: «Дебиты источников дошли до своего минимума. В верховьях долины Ускута за десятилетний период значительно уменьшились и главные источники оттого, что вырубаются буковые леса, прикрывающие площадь этих источников». Истощение вод происходило и позже. Старожилы рассказывают о ручьях и родниках, от которых нынче не осталось и следа. На южных склонах можно встретить памятники былого многоводья: пустые колодцы, сухие родники. О том, что лес на климат влияет благоприятно, догадаться нетрудно. Однако механизм его влияния на водный режим территорий, возможно, понятен не сразу.

Лес понижает температуру окружающего воздуха. Влажность здесь выше, чем на открытом пространстве. Все это важно в Крыму, где засуха нередкий гость. В лесистой местности ветер слабее. На Демерджийской яйле за год выпадает до 1000 миллиметров осадков, однако сухой сильный ветер (20 м/с) способен за сутки иссушить яйлу так, что не остается и следов недавнего ливня. Снег, сметаемый ветрами со склонов и яйл, задерживается в лесу. Здесь он тает медленнее. А это значит, что талые воды не сбегают по склонам, а постепенно просачиваются в толщу пород, чтобы вернуться на поверхность родниками и реками. Лес препятствует быстрому испарению или сбеганию ливневых и дождевых вод. Вообще-то, летом для своих, так сказать, нужд он расходует влаги из почвы гораздо больше, чем трава. Но баланс воды за год в конечном счете — в пользу леса. Лес — первейший враг эрозии.

Молодые рощи, деревья в которых растут правильными рядами, зачастую на террасах, наверняка привлекут к себе ваше внимание. Однако вы не застрахованы и от разочарования — состояние искусственных лесонасаждений на яйле местами плохое: словно бурьян, смятые, спутанные сосняки, вытоптанные, изломанные березняки, иссохшие топольки. И сам собой возникает вопрос: в чем же дело? Тут лес не прижился совсем, там — растет чахлым, замученным. Почему?

Местами лес чувствует себя неплохо, местами же — сильно угнетен. И причин тут множество. Вот что выяснилось. Зимой в понижениях молодые посадки заметаются снегом по макушку. Весной наст, оседая, обламывает деревца. Во время похолоданий, наступающих вслед за оттепелями, на ветках намерзает столько льда и снега, что деревья не выдерживают. Особенно пагубны в таких случаях сильные ветры. И вообще, на ветроударных склонах на кромках плато лес очень угнетается ветрами. Снежные зимы случаются не так уж и часто, но каждая такая губит много деревьев. Кроме того, с возрастом они сопротивляются снегу и ветру хуже — становятся менее гибкими.

В иных местах лес до поры до времени растет как бы в ветровой тени. Но стоит ему подняться, как тут же он попадает под удары ураганов.

Поскольку в климатическом отношении яйла приравнивается к средним широтам, решили и лес на плато создавать из северных пород. Но тут яйла доказала, что она совсем не средняя полоса. Яйла есть яйла — нагорье. Условия существования для леса там экстремальны, предельны. Оказалось, что летом, случается, влажность воздуха падает до 15%. И это при сумасшедшем ветре! Северяне такую засуху переносят с большим трудом...

Впрочем, эксперимент остается экспериментом. Результат его одинаково ценен, позитивный он или негативный. Не забывайте: леса не промышленные, а водоохранные, и какие они ни есть, уже выполняют свою роль, работают. Снег в них накапливается. Формируются горизонтальные осадки, те осадки, которые совершенно теряются на пустых пространствах: иней, изморозь. Ведь лес умеет «выдаивать» туман. А этих осадков набирается до двухсот пятидесяти миллиметров в год. Много это или мало? Если земля, на которую выпадает 200 миллиметров,— это полупустыня, то земля, на которую выпадает 490 миллиметров,— это окрестности Симферополя.

Олег Борисович Исаенко — начальник областного управления лесного хозяйства — приводит такое сравнение:

— Три тысячи гектаров леса, посаженные на яйлах Крыма, по своему водонакопляющему эффекту равноценны водохранилищу в 40 млн кубических метров емкостью!

Я говорил уже о том, что лес таит множество загадок и проблем. Одна из них: проблема возобновления. Буковый лес уже стар, впрочем, как и дубовый,— молодой поросли мало. Уже сейчас нужно что-то предпринять. Многие лесоводы считают, что одна из главных мер — санитарные и осветляющие рубки. И не порослевый лес растить на вырубках, а семенной! Леса требуют реконструкции, направленной на замену порослевого древостоя семенным.

Но вот еще одна проблема. Среди задач лесной службы называлась и такая: охрана леса. Охрана от кого? Понятно, от браконьеров, от порубщиков... Но это не все. Браконьер, конечно, бич. Порубщик? Последняя самовольная порубка в Алуштинском лесхозе зафиксирована в 1961 году. Правда, систематически перед Новым годом совершаются набеги на молодые посадки сосен — иные «ценители красоты» ищут деревце особенных достоинств, какого на елочном базаре нет. Вот тут работа егерям и лесникам.

Выходные дни и праздники для всех — отдых. Для лесничих и лесников — самые хлопоты. Чем занимаются любители природы в лесу? Кто-то грибы ищет, кто-то ягоду собирает, кто-то скатерть-самобранку на поляне расстелил.,. Молодежь пошуметь, поозоровать, «расслабиться» норовит. Кто-то костер развел, а кто-то из ружья палит.

От ружейного свинца, от шума и гама зверь и птица бегут. А ведь и зверь и птица — не просто дичь для охотника. Они — жизненно необходимое звено леса. Лес без зверей и птиц обречен на прозябание — он беззащитен перед вредителями и болезнями.

Вот для наглядности такой грубый пример. В гнездовой период, весной, распугали птиц. Потомства нет. Тут подоспела вспышка дубовой листовертки или непарного шелкопряда. Птиц, питающихся этими гусеницами, нет или очень мало. Лес страдает. И если после нашествия дубовой листовертки листья отрастают снова и деревья, хоть и ослабленными, но к жизни возвращаются, то непарный шелкопряд — все равно что пожар.

А настоящие пожары? На склонах Демерджи и Тырке катастроф, подобных тем, какие были в окрестностях Алупки, Ялты, Гурзуфа (там выгорали сотни, тысячи гектаров великолепного соснового леса) не случалось. Трудно вообразить себе, какие потери природе наносят такие пожары. Трудно представить, чего стоит потушить такие пожары — Гурзуфский пожар 1982 года тушили 15 000 человек в течение десяти дней! А ведь причиной была чья-то небрежность или бездумное упрямство — непогашенный костер, спичка, окурок.

Время от времени загораются леса и в окрестностях Демерджи — происходят, как говорят специалисты лесной службы, возгорания. Но благодаря бдительности лесников серьезных последствий эти возгорания не имели.

Когда наступает летне-осенняя сушь, причиной катастрофы в лесу может стать любая спичка. Однако, по словам С.В.Краснюка возгорания происходят чаще весной. Парадокс? Но только кажущийся. Ранняя весна в Крыму сухая. Лесная подстилка быстро обсыхает, а травы еще нет. И как раз в этот самый момент в лес, начиная со времени школьных каникул, идут люди. И открывают это движение школьники.

Леса по обе стороны шоссе Симферополь — Алушта превращаются в цыганский табор. Наступает горячая пора для работников Перевальненского и Алуштинского лесничеств. И длится она до тех пор, пока не согреется море и неуправляемая, активно «расслабившаяся» человеческая масса не переместится на его берега.

Восемьдесят процентов сил и времени уходит у лесников в такие периоды на патрулирование лесов.

А вот еще печать времени. Если раньше компании оседали вблизи дорог — быстренько раскупоривались бутылки, разжигались костры, то теперь иные норовят забраться туда, где поглуше, надеясь не встретиться с патрулем.

Костры горят и зимой. Горят в местах лыжных и саночных катаний, на корнях двухсотлетних буков, у самых многообхватных стволов. Понятно: чтобы разжечь костер, нужен затишек. Но ведь страдают при этом лучшие деревья леса.

— Каких только нарушений не бывает в лесу,— сетует помощник лесничего в Перевальном Н.Я.Даньков.— Топор в руках лесоруба, что скальпель в руках хирурга. А в руках хулигана он — страшное зло. Подгулявшие молодцы любят развлекаться, метая туристские топорики в широкие стволы самых крупных деревьев. В наиболее любимых веселыми компаниями местах наиболее приметные деревья лишены коры на всю ширину стволов и на высоту человеческого роста. Измочаливается даже древесина. Эти деревья — калеки, они обречены.

С.В.Краснюк говорил:

— Туристом считается у нас любой забравшийся в лес малец. А следовало бы туристом считать человека экологически грамотного, физически подготовленного, прошедшего курс каких-то наук в каких-то учреждениях. И топоры в магазинах продавать нужно не любому, кто протянет за него трешку или пятерку, а только тому, кто предъявит соответствующее удостоверение. Существует же порядок с продажей охотничьего оружия...

Трудно перед лицом творимых в лесу безобразий не согласиться с этим мнением. Это ведь только лишь ради того, чтобы не допустить уничтожения пожарами южнобережных сосновых лесов, был организован Ялтинский горно-лесной заповедник.

Для дежурства в лесу привлекаются и милиция, и дружинники, сельсоветами и горисполкомом выделяется транспорт. Работники лесничеств проводят беседы в школах и пионерских лагерях, в санаториях и домах отдыха.

А работники ГЛОС занимаются изучением вопроса допустимой посещаемости крымских лесов человеком. С разработкой и введением научно обоснованных норм посещения леса дело охраны лесов будет поставлено на новую качественную и правовую ступень.